Северокорейцы знакомятся с потребительскими товарами на выставке в Пхеньяне 7 августа.

Иногда даже сталинская пропаганда говорит правду. Когда северокорейские газеты время от времени рассказывали сильно преувеличенные страшилки об инфляции в Южной Корее, они подчеркивали, что ничего подобного в Северной Корее произойти не может. Это было действительно так. В течение почти полувека, с конца 1950-х до конца 1980-х годов, розничные цены в Северной Корее практически не менялись. В 1960 году один килограмм риса стоил 0,08 воны. Такая же цена была и в 1990 году.

Это было возможно потому, что в Северной Корее практически ничего не «продавалось». Коммунистические государства часто нормировали товары, продаваемые через розничную торговлю, но в большинстве случаев нормированию подвергалась лишь горстка самых престижных товаров, например, автомобили. Северная Корея пошла гораздо дальше. К началу 1970-х годов розничная торговля на Севере прекратила свое существование, ее полностью заменила сложная система общественного распределения. Рацион зависел от вида выполняемой работы, а также от положения в сложной иерархии социальных групп, а также от места жительства (жители крупных городов, в частности Пхеньяна, питались гораздо лучше, чем жители сельской местности).

Были, конечно, некоторые рынки, которые правительство едва терпело. Но до конца 1980-х рынки были небольшими, а объем торговли на них был практически ничтожным. Кажется, что большинство людей были достаточно довольны тем, что они могли получить от государственной системы распределения — конечно, помогало то, что они почти ничего не знали о ситуации в других странах, поэтому они не могли сравнивать.

Ситуация начала меняться примерно в 1990 году, когда старая система распределения рухнула под давлением экономического кризиса. С 1993 по 1994 год проблемы с пайками усугублялись, а примерно с 1996 года пайки практически полностью прекратились. Некоторое количество продовольствия все еще распределялось в крупных городских центрах, но даже там распределяемое количество было настолько скудным, что никто не мог выжить только на пайках. Последовал крупномасштабный голод, унесший жизни от полумиллиона до одного миллиона человек (часто цитируемая цифра в три миллиона жертв кажется преувеличением).

Люди обратились к торговле и ремеслам, а с приходом рыночной экономики инфляция стала и явлением Северной Кореи. Даже в 1980-е рыночные цены превышали официальные цены в государственных магазинах. К середине 1990-х разница была намного больше. Теоретически рис по-прежнему стоил 0,08 килограмма, но к 2000 году его цена на рынке достигла 45-50 вон. Однако официальная заработная плата осталась неизменной, поэтому примерно в 2001 г. средняя заработная плата была примерно в 20 раз меньше дохода, необходимого для физического выживания. У людей не было другого выбора, кроме как увеличить свой доход.

Правительство понимало, что восстановить старую систему невозможно: десятилетний экономический кризис подорвал основной механизм распределения, и очевидно, что восстановить систему было невозможно. Таким образом, в 2002 году были введены широко разрекламированные «реформы 1 июля».

Трудно назвать эти меры «реформами». Правительство просто официально признало ситуацию, которая существовала уже несколько лет.

Система распределения (давно не функционирующая) была свернута. Произошло резкое повышение розничных цен на основные товары и услуги, очевидно, в попытке приблизиться к рыночным ценам. Таким образом, тот килограмм риса, который с июля стоил 0,08 вон, стоил 44 вон.

Выросла и заработная плата. Очевидно, что рост заработной платы был неравномерным, и некоторые группы получили или потеряли больше, чем другие. Подсчитано, что средний прирост заработной платы составил примерно 2500 процентов (т.е. в 25 раз). При этом цены выросли на 3000-4000 процентов (то есть в 30-40 раз). Это потребовало выпуска банкнот номиналом 1000 вон — крупнейшего номинала в финансовой истории Северной Кореи после денежной реформы 1959 года. Позже были выпущены и купюры номиналом 5000 вон.

Но меры имели и другой эффект. Увеличение зарплаты означало, что рынок моментально заполнился наличными. Излишне говорить, что единственным результатом может быть инфляция. Некоторые предположили, что это было намерением лидеров Пхеньяна, которые надеялись таким образом дать толчок экономике. Возможно. Но я не удивлюсь, если через 15-20 лет из интервью и бесед с планировщиками этой реформы мы узнаем, что они на самом деле не ожидали инфляции. Пхеньянские экономические менеджеры мало знакомы с теорией рынка и иногда очень наивны в своем понимании этих вопросов.

Действительно, к октябрю 2002 года рыночная цена риса выросла до 120 вон за килограмм. В 2003 году цена удвоилась до 250-300 вон, а сейчас около 1000 вон. Инфляция стала частью жизни Северной Кореи.

Что будет дальше? Удастся ли северокорейским лидерам стабилизировать ситуацию или новая волна экономического кризиса сотрет с лица земли всю северокорейскую систему? Мы пока что не знаем. Но ясно, что нет возврата к старым временам, когда килограмм риса можно было получить за 0,08 вон, то есть, если вам посчастливилось жить в районе, где раздавали зерновые пайки в рисе, а не в кукурузе.

Андрей Ланьков, профессор Университета Кукмин в Сеуле

19 августа 2007г.

[] [] []